Е. Н. Игорь Юрьевич, здравствуйте! Что Вы можете сказать, подводя итоги участия нашего института в музыкальном фестивале «Лабиринты»?

И. Г. Если говорить коротко, работа наша такая, профессия наша такая, что она связана с поездками. Музыкант должен общаться с публикой, много чего играть в различных концертных залах, в различной атмосфере. Студенты должны привыкать «с колес» играть концерты, и играть много. Но здесь другое дело. Вроде как, особый был случай. Мы ехали на Родину, малую Родину Шнитке, в Саратов. Мы бывали уже раньше в Саратове, выступали в консерватории. На этот раз мы играли в Саратовской областной филармонии имени Альфреда Шнитке. Наше приглашение было инициативой «Музыкального обозрения», и мы на неё откликнулись, сыграли два концерта, две программы. Подводя итоги поездки, могу сказать, что выступили мы достойно − и это самый главный итог. Честь нашего института имени А. Г. Шнитке не уронили.

Мне было интересно, как будет саратовская публика слушать музыку Шнитке. Мы только что в Москве сыграли в Доме композиторов концерт. Публика спокойно воспринимала музыку Баха, Генделя и Моцарта, и очень горячо принимала музыку Шнитке. Может быть потому, что это Дом композиторов и публика туда приходит подготовленная? Всё-таки представим себе … Вот мы приедем в Саратов. Обычный филармонический концерт. Люди купили билеты. Как они будут принимать? Я не скрою, у меня не было полной уверенности, что публика «проникнется» духом Шнитке.. Но, тем не менее, даже в тот момент, когда после Моцарта кто-то закричал «браво!», я думал − ну сейчас вот, Шнитке будет… Но наоборот, прием был очень хороший. И я думаю, что это не просто вежливый прием. Я думаю, это прием искренний.

Музыку Шнитке всегда непросто репетировать, непросто её сделать для концерта, её непросто играть на концерте, но воспринимать гораздо проще и понятней. Понимаете, она становится понятной слушателю и какими-то неизвестными образом оказывает сильное воздействие на людей.

Е  Н. Расскажите пожалуйста о том, как выстраивалась программа этих двух концертов?

И. Г. Предполагалось, что помимо двух концертов мы еще покажем спектакль, но, не получилось. Знаете, на самом деле программа формировалась во многом в дискуссиях с художественным руководителем фестиваля, главным редактором «Музыкального обозрения» А. Устиновым. Я сразу предлагал Вторую сонату и был не против Первой. Также следовало понять какое сочинение будет исполнять симфонический, или камерный оркестр. С симфоническим достаточно быстро определились: Концерт для альта с оркестром. Я не возражал, хотя можно было исполнить и другие сочинения Шнитке. Мне кажется, что сочетание в одном концерте Симфонии №1 Шостаковича и Альтового концерта Шнитке было удачным и по-новому высветило грани таланта композитора. Судя по реакции публики и критиков, это того стоило.

А вот что касаемо камерной программы, то, конечно, просили на потребу публике сыграть «Ревизскую сказку» (я сразу отказался) и Concerto Grosso №1. Я предлагал другие Concerto Grosso, например, Шестой – это одно из последних сочинений Шнитке. У композитора для камерного оркестра написан Третий, Четвертый и Шестой. Да,  Второй и Пятый для большого оркестра. Я предлагал в качестве вариантов Пять фрагментов на сюжеты картин И. Босха, Второй скрипичный концерт (там, где камерный состав оркестра). Но, Concerto Grosso №1 не очень хотелось играть. Мне как-то за наше учебное заведение было обидно, что же мы едем играть одно из самых известных сочинений композитора, которое исполняют все! Из Москвы едет коллектив, из института имени Шнитке, Заслуженные артисты и опять Concerto grosso №1. Учитывая, что в Филармонии перед началом концерта в качестве театрального звонка звучит мелодия из этого сочинения … Но потом всё-таки согласился. Посчитал необходимым добавить сочинения Баха, Моцарта и Генделя, чтобы создать определенную атмосферу и у слушателей могли возникнуть какие-то ассоциации, параллели. Мне было важно именно так выстроить  программу и, в итоге, все удалось сделать.

Е. Н. Вы упоминали, что Quasi una sonata для скрипки и камерного оркестра это сложное и очень редко исполняемое произведение. С чем Вы столкнулись, когда над работали над этим сочинением?

И. Г. Да, партитура очень сложная. Сложная чисто технологически, трудно сыграть, сыграть вместе, сыграть выразительно. И, прежде всего, вовремя сыграть, чего уж. В большей части сонаты отсутствует метр, нет тактовых черточек. А Вы представляете, собрать 25 музыкантов вместе, чтобы они это играли? Композитор написал одну шестнадцатую одному, затем другому: гобой, фагот, валторна, скрипка … И когда ещё нет метра, то, конечно, это сложновато. Но я очень рад, что соната пользуется успехом у слушателей. Мы её сыграли уже три раза, и каждый раз, как я понял, судя по интересным откликам слушателей, это произвело на публику и в Москве, и в Саратове большое впечатление. Так что я не жалею о потраченных усилиях. Насколько мне известно, в России это сочинение никто не играл. Я знаю только две записи Гидона Кремера и Марка Лубоцкого на Западе, всё. Поэтому очень рад, что мы смогли достойно исполнить это сочинение. Во всяком случае понятно, что институт Шнитке сделал что-то серьезное, важное и ответственное в профессиональном плане. Сейчас мы работаем над постановкой Der Gelbe Klang (Желтый звук). Ее мы представим в Концертном зале Института в день рождения композитора. Чуть ранее (19 ноября), в Светлановском зале ММДМ исполним ораторию «Нагасаки», а также Три мадригала и Концерт для альта с оркестром. Вот такие перед нами стоят задачи.

Е. Н. И хотелось бы спросить о концептуальной стороне Quasi una sonata. Что лично Вы видите в этой музыке?

И. Г. Вы знаете, подробно об этой сонате рассказывает сам Шнитке. В беседах с Ивашкиным он говорит, где главная, где побочная, вот это разработка – там всё подробно описано. Откуда паузы и почему. Вот то, что я поместил в программке – это лишь малая часть комментариев композитора. Хотя, говоря по правде, мне не столь важно, где побочная и где связующая. В моем понимании Шнитке обладал даром грандиозного инженера, конструктора. Построение формы у него всегда идеальное. Вот например, первая симфония Шостаковича. Когда она заканчивается, никто сразу не хлопает. Почему? Потому что заканчивается очень неожиданно. В более зрелых симфониях Шостаковича такого уже нет. А в первой симфонии есть, понимаете! И в других каких-то произведениях, которые играешь. А вот у Шнитке всегда понятно, где заканчивается. Вроде, музыка такая сложная, как бы непонятная. Но вот, что сочинение закончилось – совершенно понятно. Конструкция, форма –безупречны. Еще поражает умение композитора выстраивать разные сочетания: громкого и тихого, резкого и нежного. Не знаю, очень трудно объяснить, это надо почувствовать. Я всегда ищу в Шнитке то, что в нем никто не обнаруживает. Я ищу в нем мелодизм. Раз в партии скачок на октаву или на нону, на септиму, значит, нужно «дернуть». У него же интервал – это не расстояние между нотами, это путь. И чем шире интервал, тем больше экспрессивна интонация. А как некоторые играют … . Вообще, мне кажется, об этом не задумываются. Какой-то общий шум-гам. Но конструкция работает. Вот поставьте какие-нибудь записи Альтового концерта и откройте партитуру. Мне интересно, многое ли Вы услышите того, что там в партитуре. К сожалению, в большинстве записей, вы услышите только общий шум. Понимаете? Единицы дирижеров, которые в этой партитуре всё тщательно разложили «по полочкам», где слышно и это, и то, и есть какая-то фразировка. А так, как правило, играют сочинения Шнитке «крупном помолом». И тем не менее играют, и все звучит, потому что конструкция работает. Вот, мне так думается. Но конструкция не в смысле главная, побочная и заключительная, а конструкция в каком-то высшем понимании этого слова. Вот такой парадокс.

Е. Н. Спасибо большое, уважаемый Игорь Юрьевич, что уделили нам время! Мы столько интересного узнали о музыке Шнитке!